потерянную дочь, потому что это означает, что она косвенно причастна к ее убийству.77 Тем временем посттравматические симптомы Питера включают в себя преследующие его видения Чарли в его спальне; навязчивые воспоминания о зеркале заднего вида автомобиля (с безголовым телом Чарли на заднем сиденье), висящем над ним, когда он сидит за школьной партой; и таинственное сдавливание горла - все это признаки его растущего попадания под влияние Паймона.
Как и в "Не смотри сейчас" (еще одно признанное влияние на Hereditary), смерть маленькой дочери служит главным источником горя и в этом фильме, а во втором акте - поворотной точкой к более сверхъестественным элементам сюжета, когда Энни возвращается в группу по восстановлению горя.78 Там Энни встречает Джоан (Энн Дауд), неизвестного ей члена шабаша Эллен, которая под видом общения с духом дочери заставляет Энни открыть канал, через который Паймон входит сначала в нее, а затем в Питера.
Сам Питер становится воплощением того, что в психоаналитической теории называется "замещающими детьми" - распространенной реакции на травматическую потерю ребенка, когда родители идеализируют умершего ребенка, чью потерю они не оплакивают, потому что выживший брат или сестра заменяет существование предыдущего ребенка. Подобно Элиасу из "Спокойной ночи, мамочка", замещающий ребенок невольно наследует травму родителей, поскольку ему отказано в стабильной собственной идентичности, и может чувствовать себя смещенным во времени и пространстве или сбитым с толку в отношении своей идентичности, когда его как бы преследует призрачный брат или сестра, с которым он должен негласно конкурировать. Как описывает Габриэле Шваб, этот феномен напоминает теорию Абрахама и Торока о призраке из склепа, поскольку он часто ассоциируется с братом или сестрой, которых замещающий ребенок не знал лично и, возможно, не подозревал о их существовании.79 Хотя Питер сыграл в смерти Чарли более активную (хотя в конечном итоге и предопределенную) роль, чем в случаях гибели детей во время войны или геноцида, которые анализирует Шваб, жуткая и загадочная природа Чарли как предыдущего носителя Паймона - а она сама была замещающим ребенком умершего брата Энни - показывает, как неестественные (или, в данном случае, сверхъестественные) ожидания, возлагаемые на замещающего ребенка, могут вызвать более глубокие переживания по поводу семейного воспроизводства.
В своих фантазиях о замене Чарли Энни начинает тайком сбегать из постели, чтобы поспать в домике Чарли на дереве, как вытесненный акт детского сожаления, а также возвращается к своей прежней привычке ходить во сне.80 В одной из самых тревожных сцен фильма ей снится, как она входит в дом Питера.
В спальне она обнаружила, что его голова покрыта муравьями. Затем она "просыпается" от этого кошмара и обнаруживает себя стоящей у изножья его кровати, где признается, что "никогда не хотела быть его матерью" и неоднократно пыталась сделать выкидыш. Подобно обиде Амелии на своего сына в "Бабадуке", эта материнская амбивалентность становится потенциально убийственной, когда Астер, используя монтаж "кадр/обратный кадр", внезапно показывает, как Питер и Энни капают растворителем для краски и вспыхивают, когда Энни чиркает спичкой. В этот момент Энни просыпается и понимает, что это тоже часть кошмара - но кошмара, который повторил предыдущий лунатизм, во время которого она действительно проснулась в момент чирканья спичкой, как раз перед тем, как поджечь Питера легковоспламеняющимися химикатами.
Это пробуждение от кошмара к другому испугу напоминает знаменитый сон о горящем ребенке, который рассматривается в "Толковании сновидений" Фрейда как кошмарный сон отца, в котором его недавно умерший ребенок появляется у его постели, дергает его за руку и говорит: "Отец, разве ты не видишь, что я горю?". Проснувшись от кошмара, отец обнаруживает, что свеча упала и обожгла руку трупа ребенка, который покоится в соседней комнате. Кэти Карут утверждает, что в этом сновидении желание отца заснуть (и тем самым избежать реальности смерти ребенка) смешивается с фантазией о возвращении ребенка к жизни - и все же, когда посттравматический кошмар будит сновидца, требуя вспомнить реальность потери, аффективная сила травмы возвращается после пробуждения, когда он обнаруживает, что снова опоздал спасти своего ребенка (в данном случае от горящей свечи).81
В Hereditary пробуждение Энни от одного кошмара к другому - в котором она сжигает Питера и себя - показывает, как чудовищно вернулась ее подавленная обида на Питера после смерти Чарли. Когда во сне, перед тем как чиркнуть спичкой, Питер кричит "Ты пыталась убить меня!" в ответ на ее признание в попытке выкидыша, он словно говорит "Мама, ты не видишь, что я горю?", чтобы пробудить Энни к сверхъестественной угрозе, которую она также оказывается слишком поздно, чтобы предотвратить. (Мы можем рассматривать фатальное возгорание, которым заканчивается "Спокойной ночи, мамочка", как еще один пример запоздалой реакции матери на травматическую потерю, подобно тому как Джон в "Не смотри сейчас" не столько пытается забыть или подавить первоначальную травму, сколько с тревогой ожидает ее повторения в будущем. )82
Тем не менее, Ричард Армстронг отмечает, что скорбящие женщины в траурных фильмах часто "пытаются выразить [свои] переживания в искусстве или в каком-либо другом требовательном деле", метатекстово размышляя о зрительском потенциале таких фильмов как "средствах для процесса скорби".83 Эжени Бринкема описывает tableaux как привилегированную форму для кинематографического изображения. Тяжесть горя здесь особенно уместна, поскольку неподвижность таких форм, как миниатюры Энни, сводит живые существа к их статусу простых объектов.84 Несмотря на то, что миниатюра, изображающая (по ее словам) "нейтральный взгляд на несчастный случай", вызывает отвращение у ее мужа как неприличный способ оплакивания смерти Чарли, создание Энни миниатюры можно прочесть как попытку использовать художественное творчество в качестве "преобразующего объекта... чтобы перенести задачу оплакивания и интеграции за пределы замены и замещения".85
Поскольку Энни воспроизводит в своих миниатюрах даже тонкие демонические призывы, которые ее мать Эллен нацарапала на стенах дома Грэмов, тот факт, что фильм сопровождается кадрами с миниатюрами Энни, наводит на мысль, что на каком-то уровне Энни сама является создателем этой "семейной трагедии, переходящей в кошмар" (по выражению Астера), как бы подтверждая опасения Энни, что она (косвенно) несет ответственность за порождение подобных ужасов.86 Тем не менее, большая часть этой вины, похоже, ложится на нее в основном по гендерному признаку. Так, Кэтрин Фуско считает, что фильм демонизирует творческих матерей вроде Энни, которая, похоже, больше сосредоточена на своем искусстве, чем на поддержке семьи, - в отличие, скажем, от "заботливого домашнего ангела" из фильма "Тихое место" (2018), которая тоже оплакивает потерянного ребенка, но направляет свои силы на благоустройство усадьбы, возглавляемой мужчиной (см. главу 5). Посмертная записка Эллен, оставленная Энни для поиска ("Наша жертва померкнет перед наградой"), также предполагает более длительное наследие жертвования семьей